Кейнс, Дж.М. Трактат о денежной реформе, 1925

Библиотечно-информационный комплекс, раскрывая свои уникальные книжные фонды, предлагает вниманию читателей рассказы о наиболее интересных изданиях, объединенные в цикл "Книжные реликвии Библиотечно-информационного комплекса".

На сайте БИК будут представлены изображения книги (фрагменты или полный текст) и эссе, раскрывающее её историю.

Коллекция редких изданий БИК формировалась из частных коллекций М.И.Боголепова - советского экономиста, члена-корреспондента Академии наук СССР, организатора и первого ректора института народного хозяйства в Петрограде в 1920-1922 годах; А.М.Галагана - преподавателя Московского коммерческого института (1918); а также коллекций Департамента окладных сборов, Госкомбанка, Всероссийского кооперативного банка, Московского промышленного лицея им. А.И.Гукова.

Предоставляем Вам возможность прикоснуться к уникальным изданиям XIX - XX веков и приглашаем в Зал диссертаций и книжных раритетов БИК.

В этом выпуске мы хотим представить уникальное издание: Кейнс, Дж.М. Трактат о денежной реформе : Пер. с англ. / Дж.М. Кейнс ; пер. А.С. Каменецкого.-Москва : Экономическая жизнь, 1925.-109 с. и расказать о книге и ее авторе.

С полным текстом издания можно ознакомиться в Электронной библиотеке Финансового университета.

Трудно найти в истории экономической науки XX в.
человека и мыслителя, творчество которого содержало бы столько вопросов и неоднозначных оценок, как Джон Мейнард Кейнс (5 июня 1883 г. —21 апреля 1946 г.).

Он родился в тот год, когда умер Карл Маркс, наследник прошлой великой эпохи, и родился еще
один глубокий мыслитель XX в. — Йозеф Алоиз Шумпетер (1883—1950). Умер через несколько месяцев после создания ООН и начала функционирования МВФ, у истоков которого стоял. Кейнсу посчастливилось расти в уникальной интеллектуальной среде Кембриджа, где (благодаря отцу Джону Невиллу Кейнсу) он имел возможность
общаться с такими знаменитыми представителями английской общественной науки, как основатель Кембриджской школы Альфред Маршалл; создатель одного из первых вариантов национального счетоводства и чуть позже теории безработицы Артур Сесил Пигу; сторонник утилитаризма и философ Г. Сиджуик; первый после Ф.И. Эджуорта автор, применивший кривые безразличия к экономике, математик Уильям Эрнест Джонсон (1858—1931).

По идее, Кейнс должен был бы стать благовоспитанным сторонником академической среды с ее давними традициями, викторианской моралью, но он стал интеллектуальным бунтарем. Немалое влияние на него оказали философ Дж. Мур («Принципы этики») и «Блумсберийский кружок» высокообразованных интеллектуалов, представлявший собой авангард английского общества.

Десять с небольшим лет (1906—1919), в течение которых Кейнс сделал довольно успешную карьеру государственного служащего и финансиста (от департамента по делам Индии до представителя Министерства финансов Англии на Парижских мирных переговорах), не ослабили в нем дух противоречия и желания идти «против течения». В 1921 г. он создает «Трактат о вероятности», однако его понимание вероятности противоречило всем тогдашним нормам и правилам, принятым в соответствующей науке. Логика Кейнса — это логика субъективной вероятности, т. е. не как характеристики реальных событий, а как меры логического отношения между суждениями, которая выражается степенью рациональной веры или разумной уверенности (rational belief).

В цикле работ, посвященных экономическим последствиям Версальского мирного договора (1919—1921), Кейнс опять же вопреки сложившемуся мнению высказывает опасения за последующую судьбу Европы в связи с моральным унижением Германии (от непомерных репараций и формы их взимания).

В последних работах перед началом своего звездного периода 1926—1936 гг. — «Трактате о денежной реформе» (1923) и «Экономических последствиях валютной политики мистера Черчилля» (1925) — Кейнс вновь идет против устоявшихся убеждений и начинает подвергать критике устоявшиеся экономические концепции.

В первой из работ он стремится переформулировать знаменитое уравнение Ирвинга Фишера (едва ли не самого крупного авторитета в экономической теории на тот момент) в количественной теории денег MV=PY. Развернутую критику этой теории можно найти в 13, 14 и 21-й главах «Общей теории занятости, процента и денег». В «Трактате о денежной реформе» Кейнс анализирует причины и последствия изменения стоимости денег, при этом уделяет внимание таким вещам, как влияние инфляции на распределение доходов, роль ожиданий масс людей, зависимость между ожиданиями в изменении цен и процентными ставками и т.п. В книге представлены разделы:

-Социальные влияния изменений ценности денег; 

-Государственные финансы и изменения ценности денег;

-Теория денег и валютных курсов;

-Цели денежной политики;

-Позитивные предложения к будущему регулированию валюты. 

Во второй работе Кейнс рассматривает проблему относительных цен. В отличие от «классических авторов» он трактует относительные цены не в качестве всемогущего механизма в борьбе с отраслевыми диспропорциями в экономике, а как временную меру для борьбы с явлениями безработицы и снижающейся эффективностью производства.

С середины 1920-х гг. Кейнс вступает в решительную борьбу с ортодоксальными, укоренившимися взглядами. Причем делает он это уже не по отдельным вопросам экономической политики, а начинает пересматривать интеллектуальные основы всей экономической теории, которые складывались в последние десятилетия и даже столетия.

В революционной статье «Конец laissez-faire» (1926) им переосмысливается весь опыт накопленных знаний о фритредерстве со времен Адама Смита; констатируется, что эпоха свободной торговли закончилась. Наступило другое время. Экономические стереотипы «эгоистического капитализма» XIX в. исчерпали себя, ввергнув западную цивилизацию в хаотическое состояние. Кейнс подчеркивал то, что из перечня забот отдельных индивидуумов выпали функции обеспечения общественными благами, а исходное предположение о том, что «индивидуумы, действующие самостоятельно ради собственных выгод, произведут самый большой объем совокупного богатства», уже не является реалистичным. Он объяснял длительное господство доктрины laissez-faire «низким качеством предложений» ее противников — националистического протекционизма и революционного социализма. О последнем он узнал не понаслышке, нанеся в 1925 г. визит в Советскую Россию по случаю празднования 200-лет него юбилея Академии наук и оставив свои впечатления в очерке «Беглый взгляд на Россию». В России он увидел неслыханный для Запада уровень государственного вмешательства в экономику в сочетании с масштабностью проводимых преобразований.

В «Трактате о деньгах» (1930, т. 1-2) Кейнс усиливает свои сомнения по поводу истинности количественной теории денег, «интеллектуальной опоры классиков». Он продолжает анализ вопросов, связанных с валютным курсом и золотым стандартом, начатый еще в «Трактате о денежной реформе». В этой работе им высказывается революционная идея, которая впоследствии будет более четко сформулирована в «Общей теории»: в экономике отсутствует автоматический механизм балансировки ожидаемых сбережений и ожидаемых инвестиций, т. е. их равенства на уровне полной занятости. Концепция избыточных сбережений давала Кейнсу основание выступить с идеей стимулирования занятости через общественные работы, которые бы финансировались на основе займов.

При этом Кейнс, что показательно для его широкой натуры, не забывает отдать дань уважения: вообще-то скупой на похвалы, он отм ечает в списке литературы «серьезное исследование» Г. Найссера (1895—1975), «одного из самых блестящих умов» своего поколения (Й. Шумпетер) и участника «Кильской группы» экономистов. Дело в том, что Найссер в 1928 г. ввел новый термин «скорость обращения денег в кругообороте доходов», произвел отказ от общепринятого в те годы термина «денежное обращение», заменив его на «кругооборот денег» (нем. Kreislauf des Geldes) и тем самым открыв путь критике количественной теории. (Примерно тем же занимался в Германии будущий Нобелевский лауреат Василий Леонтьев. В его диссертации «Хозяйство как кругооборот» одна из глав была посвящена уравнениям денежного обращения).

В конце 1920-х гг. Кейнс начинает собирать «кружки интеллектуалов», как бы предчувствуя рождение своей «Общей теории» 1936 г. Молодые экономисты, собиравшиеся со всех концов Европы, начинают обсуждать и выкристаллизовывать в бесконечных разговорах идеи новой теории. В числе их те, кто составит славу и гордость Кембриджской школы, кто одержит победу в дискуссии «двух Кембриджей» по проблеме капитала и переключения технологий в 60-70-е гг. XX в.: П. Сраффа (1898-1983), Дж.В. Робинсон (1903-1983), Н. Калдор (1908-1986) и др. Часть из них впоследствии посетует на то, что при обсуждении идей «Общей теории» желательно было бы более частое присутствие еще одной фигуры — самого Джона Мейнарда Кейнса. Однако таков уж был его нрав и характер: он шел против общепринятых стандартов. Но в то же время никто из молодых участников Кембриджской группы не мог бы пожаловаться на невнимание Кейнса к себе, на отсутствие интереса к его личности и занятиям. В этом отношении любопытны и показательны взаимоотношения Кейнса и Пьеро Сраффы, молодого талантливого итальянца, который приехал в Кембридж в середине 1920-х гг. и очень быстро снискал там репутацию одного из крупнейших интеллектуалов (оказавшего сильное влияние, в частности, на знаменитого философа Людвига Витгенштейна). Кейнс оказал Сраффе большую поддержку в издании полного собрания сочинений Давида Рикардо, выдвинув его кандидатуру на пост главного редактора взамен вяло продвигавшегося вперед британца Т. Грегори.

Однако, что удивительно, сам Кейнс в «Общей теории» остался в стороне от похвалы в адрес Рикардо; наоборот, он критикует его как главного создателя учения «классиков». (Сраффа между тем всю жизнь посвятил изданию и пропаганде идей Рикардо, став на Западе главой неорикардианской школы.)

И тем не менее в «Общей теории» Рикардо присутствует, и присутствует фундаментальным образом. Первое свидетельство тому —17-я глава «Основные свойства процента и денег». Как теперь выяснилось, рассуждения Кейнса относительно «составного товара» как репрезентанта всех существующих товаров (composite commodity) были подсказаны ему в начале 1930-х гг. Сраффой, который впоследствии развил рикардианскую логику «неизменной меры ценности» и «собственных норм процента» в своем классическом труде и основал тем самым новое, идущее в русле посткейнстианства направление. Кейнс же в результате принял логику процента именно по Рикардо, а не по Ойгену фон Бем-Баверку, к которой он до того как сторонник субъективного подхода склонялся.

Второе свидетельство — понятие вынужденной безработицы, которое, казалось бы, однозначно закреплено за Кейнсом и является «несгораемой суммой» его вклада в экономическую теорию. Тем не менее есть основания утверждать, что это понятие имплицитно содержалось опять-таки в учении Рикардо. Судите сами. «Железный закон» заработной платы Рикардо потому и назы вается железным, что он безразличен к судьбам людей. Но каких людей? Вовсе не тех, которые заняты на рынке, пусть даже и за минимальную заработную плату. А тех, которые в стремлении найти себе работу не могут найти ее сами и потому обречены на голодную смерть. Представим себе, что заработная плата w равна:
w= K: N,
где К — фонд авансированной заработной платы, а N — количество занятых на рынке. Если w растет (для этого в системе Рикардо есть достаточно оснований), а фонд К остается неизменным или же возрастает в меньшей степени, то N должно уменьшиться. Тогда разница между прежним N до повышения заработной платы и N текущим есть не что иное, как вынужденная безработица. Разумеется, согласно Рикардо w опять должна упасть в долгосрочном периоде, чтобы выйти на минимум средств существования для рабочего. Но суть дела от этого не меняется: в системе, если рассматривать ее в плоскости сравнительной статики, т. е. от периода к периоду, возникает дисбаланс в числе занятых N, которые в отсутствие государства и принципа эффективного спроса должны сами решать свою судьбу, если окажутся на улице. «Рынок труда по Рикардо» и «рынок труда по Кейнсу» — какой из них ближе, например, к современному российскому? Вопрос, казалось бы, простой, но наводит на определенные размышления.

Приведем не полный перечень новаций, предложенных Кейнсом в «Общей теории». Начав с факта вынужденной безработицы, он пришел к выводу об ошибочности понимания «классиками» механизма функционирования рынка труда; уровень заработной платы не может решить проблему занятости в краткосрочном периоде. (А в долгосрочном периоде, как любил говаривать Кейнс, мы все умрем.) Отсюда вытекала идея эффективного спроса и вмешательства государства в экономику, а также критика «закона рынков» Сэя о невозможности общего товарного перепроизводства. Эта критика, в свою очередь, открыла Кейнсу путь к построению оригинальной теории экономических циклов, которая отличалась от предшествующих теорий тем, что основывалась на поведении и ожиданиях отдельных инвесторов и их «стадном чувстве». Это, в свою очередь, позволило Кейнсу сказать новое слово в теории капитала, введя ключевое понятие предельной эффективности капитала, с одной стороны, и трактуя процент как плату за отказ от ликвидности и в зависимости от уровня дохода (а не только уровня инвестиционной активности, как у «классиков») — с другой. Как раз для объяснения зависимости между приростом инвестиций и выпуском (доходом) Кейнс продуктивно использовал понятие мультипликатора, саму идею которого он позаимствовал у Р. Кана (1931).

Дилемма «ликвидность — доходность» оказалась ключевой при формулировке Кейнсом новой, взамен прежней количественной, теории денег, где деньги не нейтральны, а «имеют значение» (money matters). Теория предпочтения ликвидности —так Кейнс назвал свою теорию — вводила новый по существу раздел в экономическую теорию: спрос на деньги и его детальный анализ, исходя из мотивов, по которым люди предпочитают держать у себя на руках деньги. Опираясь на более реалистическое представление о человеке, чем доктрина идеального homo economicus, Кейнс ввел в числе прочих мотив предосторожности для характеристики реакции человеческого существа в условиях «страха, неуверенности в завтрашнем дне и неопределенности как таковой». После того как эти новации были осознаны, возврат к рикардианской экономике, где все устроено геометрически красиво, но веет холодом, действительно вряд ли возможен.

Какова сверхзадача «Общей теории занятости, процента и денег»? Если следовать мысли нобелевского лауреата 1970 года П. Самуэльсона, то ответ таков: как побудить инвесторов инвестировать в собственную экономику. При этом, однако, не стоит забывать, что по канонам и этике Кейнса этих инвесторов нельзя заставить осуществлять инвестиции насильно. И в то же время нельзя отпускать их и их капиталы в свободное плавание (сродни политике laissez-faire). Необходим «средний путь», которого и искал Кейнс; здесь как раз и кроется смысл его психологизма, использования таких терминов, как «побуждение», «склонность», «доверие», «уверен ность/неуверенность», применительно к мотивам и поведению людей в экономике. Может быть, скорее в подобной постановке проблемы, нежели в вынесении четкого и строгого решения «как надо», и кроется неослабевающий интерес экономистов и политиков, обществоведов к кейнсианскому opus magnum.

Несколько слов о судьбе Кейнса и его наследия в России. С одной стороны, Кейнс — один из немногих экономистов, чье наследие с легкой руки властей имело относительно свободное хождение в СССР. С другой же, его часто трактуют упрощенно, только как теоретика и сторонника государственного вмешательства в экономику, без фиксации присущей его построениям специфики. Но не стоит забывать, что Кейнс, будучи в широком смысле «государственником», в то же самое время уделял большое значение фактору предпринимателя в экономике, его ожиданиям, «стадному чувству» и присущей «жизнерадостности» (термин «animal spirits» в зависимости от контекста можно передавать обоими выражени ями). Его теория, перекликающаяся с идеями Фрэнка Найта (1885—1972), немыслима без учета фактора неопределенности внешней среды как фундаментальной характеристики, этой среде присущей. Кейнс был не против капитализма, а за него. Он считал, что капиталистическая система имеет внутренние источники к преодолению кризисов и выживанию. И здесь, между прочим, из всех крупных западных экономистов Кейнс оказывается едва ли не ближе всех к отечественной экономической мысли, но только не советского, а дореволюционного времени.

Строя первую в литературе законченную теорию периодических промышленных кризисов, наш «первый экономист с мировым именем» М.И. Туган-Барановский (1865—1919) также исходил, в отличие от Маркса, из предпосылки о внутренней жизнеспособности капиталистической системы. (Концепция «длинных волн» Н.Д. Кондратьева, ученика Туган-Барановского, другим способом, но так же как и «Общая теория» Кейнса, указывала на способности капитализма к самоизменениям и внутренней эволюции.)

Однако запутанность и неоднозначность отношения к Кейнсу и его теории в России, помимо чисто практической стороны, т. е. роли государства в экономике, связана еще и с перекрывающимся влиянием на нашу обществоведческую мысль фигуры Карла Маркса. Из анализа и критики Марксова «Капитала», как бы к этому ни относиться, вырастает российская школа экономического анализа, давшая миру таких известных экономистов-теоретиков, как В.К. Дмитриев, Е.Е. Слуцкий, Н.Н. Шапошников, В.И. Борткевич, Г.А. Харазов, «ранний» В. Леонтьев. Эти имена составляют гордость отечественной экономической науки и на Западе, и в большинстве своем у нас в России. Поэтому даже на уровне восприятия классических текстов и содержащихся в них оценок требуется известная тонкость, чтобы не оказаться в плену заблуждений и «новых пророков». К примеру, Туган-Барановский в своих теориях рынка и кризисов отталкивался от Марксовых схем воспроизводства общественного капитала, а Василий Леонтьев (1905—1999) считал, что в трех томах Марксова «Капитала» содержится больше сведений о реальном капитализме, чем в выпусках «Цензов США», дюжине учебников и даже в сочинениях Торстейна Веблена. Между тем как по контрасту с ними Кейнс видел в «Капитале» «устаревший экономический учебник», «ошибочный в научном отношении» и «не представляющий интереса и неприменимый для современного мира».

Система взглядов, предложенных Кейнсом в «Общей теории», настолько радикальна и оригинальна, что в глазах не слишком искушенного читателя она может обесценивать усилия по восприятию и усвоению идей прежней «классической школы» (от У. Петти и «Экономической таблицы» Франсуа Кенэ до идей А.С. Пигу о национальном дивиденде). А ведь эта школа тоже создавала теорию ценности, теории производства и распределения и имела свой особый взгляд на мир, который можно в целом охарактеризовать как «кругооборот хозяйственной жизни». В «Общей теории», в которой происходит, по существу, размежевание с предшествующей системой взглядов, Кейнс предлагает другой ряд героев: Д. Юм, С. Гезелл... т. е. авторов, которые нестандартно смотрели прежде всего на теорию денег. У «классиков», действительно, теория денег была крайне не разработанной теорией.

По публикациям П.Н. Клюкина, материалам из открытых источников

15.04.2024